Слепой

I. ДОМ:

✔ Кличка:
Слепой

✔ Стая, комната:
• Хозяин Дома
• 4

✔ Характер:
со слов Дома и домовцев
наш вожак — долгих ему лет вожачества — слеп как крот, и с реакциями у него проблемы. Обычно он предоставляет все Сфинксу. «Среагируй, будь добр, вместо меня», — говорит он.
***
Он любил одиночество. Ему было все равно, есть рядом люди или нет. Если хотелось спать, он ложился на пол и засыпал, если хотелось есть, доставал из карманов припрятанные куски хлеба. Если оставляли взаперти надолго, отколупывал от стен штукатурку и грыз ее. Штукатурку он любил даже больше чем хлеб, но взрослые сердились, заставая его за этим занятием, и он сдерживался, давая себе волю, только когда оставался один.
***
Он рано понял, что его не любят. Его отличали от других детей, чаще других наказывали и приписывали чужие проступки. Он не понимал почему, но не удивлялся и не обижался. Он никогда ничему не удивлялся. Никогда не ждал от взрослых ничего хорошего. Он решил, что взрослые несправедливы, и смирился с этим. Научившись делить их на мужчин и женщин, отметил, что женщины относятся к нему хуже, чем мужчины, но и этому факту не стал искать объяснений, а просто принял к сведению, как принимал к сведению все окружавшее его.
***
Что такое «видеть», Слепой не понимал. А поняв умом, не мог представить. Долгое время понятие «зрячий» ассоциировалось для него только с меткостью. Зрячие били больнее.
Осознав преимущество более сильных и что-то видящих, он начал прилагать усилия, чтобы стать не хуже. Для него это было важно. Он очень старался — и его начали бояться. Слепой быстро понял, что именно вызывает страх. Дети боялись не силы, которой у него не было, а того, как он себя держал. Его спокойствия и безразличия, того, что он ничего не боится. Когда его били, он не плакал, а просто вставал и уходил. Когда он бил кого-то, этот кто-то обычно плакал, пугаясь его спокойствия. Он научился находить больные места, этого тоже боялись.
***
Потом оказалось, что Дом живой и что он тоже умеет любить. Любовь Дома была не похожа ни на что. Временами она пугала, но всерьез — никогда. Лось был богом, и место, где он жил, не могло быть простым местом. Но и причинить вреда оно не могло. Лось не показывал, что знает о настоящем Доме, прикидывался непонимающим, и Слепой догадался, что это Великая Тайна, о которой не следует говорить вслух. Даже с Лосем. Поэтому он молчал и просто любил Дом, как никто прежде.
***
— Ты их не любишь? — спросил мальчик, наблюдая, как тот шнурует его кеды.
— А за что? — Слепой скинул его ногу с колена и поставил другую. — За что я их должен любить?
***
На выключателе лежала рука Слепого. Он один не жмурился, злорадно выжидая пока стихнут общие стоны. В другой руке он держал три влажные бутылки, каким-то чудом перевив их горлышки невозможно длинными пальцами. Сообразив, что это он ходил за водой, я удивился. Странно как-то в четвертой обстояли дела с субординацией.
***
Лес был прекрасен. Он был таинственен и лохмат, он прятал глубокие норы и странных обитателей нор, он не знал солнца и не пропускал ветер, в нем водились собакоголовые и свистуны, росли гигантские грибы-черношляпники и цветы-кровососы. Где-то — Слепой никогда не мог точно вспомнить, где именно — было озеро, и была река, впадавшая в него. А может даже, рек было несколько. Путь к Лесу начинался с коридора, от дверей спален, за которыми сопели, храпели и шушукались, со стонущего, разбитого паркета, с возмущенных крыс, с писком разбегавшихся из-под ног.
Сейчас Слепой был готов войти в него. Дурманное поле кончилось. Он медлил, вдыхая запах мокрых листьев, когда услышал шаги. Лес мгновенно исчез. Вместе с запахами. Кто-то шуршал травой далеко впереди. Шаги приблизились, стала различима хромота идущего. От него пахло ацетоном и мятной жвачкой. Слепой улыбнулся и шагнул навстречу.
***
Лес даже улыбался ему. Слепой это знал. Улыбки он чуял на расстоянии. Обжигающие, липкие и острозубые, мягкие и пушистые. Они мучили его своей мимолетностью, недосягаемостью пальцам и ушам. Улыбку нельзя поймать, зажать в ладонях, обследовать миллиметр за миллиметром, запомнить… Они ускользают, их можно только угадывать. Однажды, когда он был еще маленьким, Лось попросил его улыбнуться. Он тогда не понял, чего от него хотят.
— Улыбка, малыш, улыбка, — сказал Лось. — Лучшее, что есть в человеке. Ты не совсем человек, пока не умеешь улыбаться.
— Покажи, — попросил Слепой. Лось нагнулся, подставляя лицо его пальцам. Наткнувшись на влажные зубы, Слепой отдернул руку. — Страшно, — сказал он. — Можно я так не буду?
Лось только вздохнул.
***
Он шел, легонько касаясь корявых стволов пальцами, навострив уши, тонкий, бесшумный, сливающийся с деревьями; шел, как часть Леса, как его отросток, как оборотень, и Лес шел вместе с ним, качая далекими верхушками ветвей, вздрагивая и роняя росу на покоробившийся паркет.
***
И тут вошел Слепой с тряпкой из-под крысы в руках.
— Совсем спятили? — спросил он.
— В тебя попало? — замирая от восторга, уточнил Табаки.
— Попало.
— И ты удивился?
— Мы оба удивились
***
— Там, где вожак слепой, никаких «мало ли» не бывает, — Черный выпрямился, со стоном потирая ногу. — Ты хоть когда-нибудь видел здесь на полу что-нибудь лишнее? Последнее, обо что Слепой в своей жизни споткнулся, были сапоги Лэри. С тех пор эти сапоги ночуют с Лэри в одной постели.
***
— Я хочу услышать, что ты, вожак, можешь сказать о члене твоей стаи, который однажды не проснулся. Если я не ошибаюсь, именно ты отвечаешь за то, чтобы они просыпались по утрам.
— Сильно сказано, — прошептал Слепой. — Я не могу отвечать за все, что с ними может произойти.
— Знать, отчего это произошло, ты тоже не обязан?
Слепой промолчал. Ральф встал с дивана. Стоило ему приблизиться, как в позе Слепого появилась обманчивая расслабленность. Знакомая реакция. Милые детки Дома… Именно так многие из них реагируют на приближение опасности. И именно тогда с ними надо быть настороже. Слепой расслабился, но глаза — прозрачные лужицы, удерживаемые ресницами на бледной коже — замерзли, превратившись в лед. Стылый, змеиный взгляд. Слепой не умел его прятать.
— Если хочешь выглядеть безобидно, носи очки, — неожиданно для себя посоветовал Ральф.
— Это нервирует стаю, — с сожалением ответил Слепой. — Особенно Сфинкса. Не могу с ним не считаться.
***
- Ты рад, что он умер?
Этого не следовало говорить — Ральф понял это сразу, но было уже поздно.
— А вам не кажется… — пару секунд Ральфу казалось только, что сейчас в него плюнут ядом. — Вам не кажется, что некоторые мои чувства вас не касаются? Что я чувствую, когда умирает кто-то из моей стаи, — это мое дело. Вам так не кажется?
Слепой вдруг закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, что было слышно только ему и резко сменил тон:
— Простите. Я не хотел вас обидеть. Если вы спрашиваете, значит вам это нужно. — И заставляя себя — Ральф уловил эту заданность, принуждение, словно Слепой вдруг решил перед ним раздеться — добавил:
— Я не был рад. Но никого другого я бы на него не обменял. Ни одного из них. Если вас это интересует. Если, говоря о моей радости, вы это имели в виду. Я непричастен к его смерти, если вы имели в виду это. А если вы имели в виду мою к нему нелюбовь — то это правда. Я не любил его. Как и он меня. Иногда мне и в самом деле казалось, что я бы обрадовался, если…
— Хватит! — перебил его Ральф. — Извини. Я был нетактичен.
Слепой обнимал себя за плечи. Глядя на него, Ральф не мог отделаться от ощущения, что видит заживо содранную кожу, распоротую оболочку защитного панциря. Чем бы это ни было на самом деле, Слепой сотворил это с собой сам.
***
Слепой играет. Впереди ночь. Он выводит знакомые мелодии. То, что получается красиво у Горбача, у него сухо и оборванно по краям. Только свое у Слепого получается красивее. В погоне за этим «своим» он не замечает шагов проходящей ночи — и она проходит мимо, сквозь него и сквозь чердак, одну за другой унося его песни. Арахна делается все больше. Она заполняет свой угол и выходит за его пределы; серебряная паутина опутывает весь чердак, в центре ее — Слепой и огромная Арахна. Арахна вздрагивает, и ее ловчая сеть вздрагивает вместе с ней — прозрачная паучья арфа от пола до потолка. Слепой чувствует ее вибрацию, слышит звон, бесчисленные глаза Арахны жгут ему лицо и руки — он улыбается ей, уже зная, что получается именно то, чего он хотел. Еще не совсем, но уже близко.
Они играют вдвоем, потом — втроем с ветром, запевшим в трубах. Вчетвером — когда к ним присоединяется серая кошачья тень.
Когда Слепой обрывает песню, сразу исчезает в пыльном углу Арахна, уменьшившись до размеров ногтя, а кот утекает в напольную щель.
***
Лежа в яме, он вспоминает песни, за которые заплатил кровью. Их надо повторить, чтобы запомнить. Его спина покрыта коркой подсыхающей глины. Он съеживается и обнимает колени, переплетя длинные, как белые стебли, пальцы. Вспоминает все песни — от начальных слов до последних — и засыпает, успокоенный. Лес шелестит над ним темными ветками.
Слепой знает, что пугает людей, но никогда не пытался сделать ничего, чтобы это исправить. Зачем? У него уже был Бог, есть друг и наставник - единственный, но открывающий неограниченные возможности. Есть принимающая его стая. Для чего тратить силы на тех, кому это изначально не нужно, Слепой уже даже не пытается понять.
Он много чего не умеет: улыбаться, дружить, любить, казаться нормальным, но ведь это и не то, чего ждет от него Дом. Со своей ролью Хозяин справляется: обеспечивает порядок, защищает тех, кто в этом нуждается, карает тех, кто заслужил. Он меньше человек, чем любой из домовцев, но поддерживает в себе равновесие между обеими половинами, не позволяя ни одной стать сильнее. Он имеет право приказывать, но чаще обходится советами - и его слушают. Даже до самых неразумных рано или поздно доходит, что Слепого можно не любить, но лучше прислушиваться, и его это устраивает. В его мире куда больше составляющих, чем может показаться: там запахи, звуки, ощущения, иногда даже цвета - иные, чем у зрячих, но другие ему не нужны, и туда уже просто не вмещаются "человеческие" чувства. Он их не понимает, не успевает ухватить, чтобы изучать как следует - и просит среагировать за него, если чувствует, что это необходимо. Он может выглядеть спокойным, но никому не стоит выводить Слепого из себя, да и способен на это мало кто. Для этого нужно подобраться к нему, а позволяется это редко кому, и даже оттуда задеть Вожака невероятно трудно. Впрочем, не невозможно, и это стоит учитывать.
Он может выглядеть как ребенок, но на сам деле куда старше любого из воспитателей. Он может казаться слепым, но видит больше любого зрячего. Он может казаться отстраненным, но вовлечен в жизнь сильнее, чем любой из обитателей Дома. В Его жизнь.

✔ Внешность:
Florian Pessenteiner
+

✔ Заболевание:
слепота

✔ Пробный пост:
Тема выдана Крысой. "Слепой достает нож в подвале перед убийством Помпея. мотивация Слепого на убийство. "

Стена под пальцами теплая, необычно-сухая для подвала, цепляет мельчайшими, едва ощутимыми впадинками. Стелется под рукой, словно спина опасного, но признавшего его зверя, и там, за границами привычного восприятия, пульсирует упругая, насмешливая сила - Дом замер, ожидая решения своего избранника.
Он находит более гладкий, вышарканный его ладонями кирпич, и тот словно сам вываливается из стены, обнажая тайник. Слепой протягивает руку, нащупывая хрусткую, жесткую газету, скрывающую оба его сокровища. Прислушивается, улавливая настроение Дома - спокойно. Садится, прислоняясь спиной к стене, прижимается к боку своего прирученного зверя. Его настоящая стая.
Газета шуршит, падая на пол, а в его тонких, бледных ладонях, остаются два ножа: тот, что он ценит превыше любого сокровища и тот, что едва не разъедает руки, но выкинуть его - предать слишком многое. Забыть слишком многое. И окончательно раствориться в Изнанке. Ему уже не нужны руки, чтобы вспомнить их форму, но Слепой ощупывает одновременно оба, выбирая: смертельно-прекрасное, бритвенно-острое лезвие и грубая, в зазубринах, режущая кромка кухонного ножа. Легкая, искристая сила в правой ладони, тяжелая, ядовитая - в левой. Слепой не двигается, словно окаменев, позволяя ножам напитывать себя, въестся в его кожу и стать одним целым - зверем с железными когтями. Вожаком, защищающим свой дом от чужака, выскочки, забывшего Его голос.
Слепой не хотел власти, но свободы для каждого из обитателей Дома. Изнанка открыта любому и Лес каждого принимает одинаково, раскрываясь тем, кто умеет искать. Дом любит своих детей как умеет и отдает им все, чем располагает. Слышал ли Помпей это? Пытался ли услышать?
Куда он приведет всех этих детей, если сам не умеет ходить. В трясину. К краю самого глубокого обрыва, да еще и начнет поторапливать, чтобы шли быстрее. Подтолкнет в спину, когда домовцы начнут сыпаться вниз.
Слепой заворачивает нож, которым убили Бога - он все еще чувствует там его кровь. Он последний, кто хранит что-то, оставшееся от Лося - даже его имя перестало встречаться на стенах. Он проверил их все.
Щелкает, закрываясь, лезвие. С тихим, похожим на смех свистом - вылетает из корпуса.
Уступит ли он, если найдется достойный? Тот, кто сможет почувствовать нарисованные Домом тропы...Слепой не знает, но хочет верить, что да. Разве что надменный Помпей не видит ничего и никого, кроме себя.
Помпей опасен для Дома, и он должен Его защитить.
Нож щелкает в последний раз. Кирпич вновь надежно закрывает его тайну, а Дом распахивает двери перед принявшим решение вожаком.
Слепой знает, что сейчас Он оценивает его точно так же, как и сам Слепой - Помпея, и ему самому интересно узнать, что же решил Дом.