I. ДОМ:
✔ Кличка:
Македонский.✔ Стая, комната:
• Четвёртая.
• Помощник, уборщик, санитар, снотворец, сопровождающий, прекрасные "уши" для очередных историй. Тот, которые всегда под рукой.✔ Характер:
...И я вижу свежие шрамы
На гладкой как бархат спине.
Мне хочется плакать от боли,
Или забыться во сне.
Где твои крылья,
Которые так нравились мне?(с)И если кто-нибудь когда-нибудь скажет Вам, что Македонский прост, как дважды два - не верьте. Или, впрочем, верьте, если хотите, чтобы этот юноша удивил Вас в два раза сильней. А уж удивлять он умеет, стоит лишь понаблюдать за ним с нужного "ракурса", не трогая, не вмешиваясь, и не задавая лишних вопросов.
Amicus verus cognoscitur...
Мальчик, ставший чужими руками. Мальчик, который нужен всем. Не мальчик на побегушках, но дружеское плечо для каждого, кому только может потребоваться таковое.
Македонский будет молчать, помогая Вам натягивать брюки/рубашку/футболку (нужное подчеркнуть), суетливо разливать горячий чай по кружкам, заботливо накрывать одеялом перед сном, и не будет, ей-богу не будет лезть к Вам в душу, требуя безоговорочного доверия, пока Вы сами не решите, что доверяете ему беспрекословно, настолько, что готовы раскрываться, рассказывать всё, что наболело. И даже тогда он не будет задавать лишних вопросов, возможно, угнетающих, а иной раз и злящих. Нет, он тактичен, а потому никогда не позволит себе лишнего. Улыбнётся сдержанно, коснётся ладонью невзначай, и как камень с души - все ваши страхи и сомнению пропадают, будто их и не было вовсе. Будто всё, что Вам требовалось для освобождения - один разговор с этим конопатым мальчишкой, знакомым каждому, и понятным лишь единицам. Впрочем, какая Вам разница до последнего, если Вас он знает как свои пять пальцев, а значит, на него можно рассчитывать всегда и во всем. Ведь Македонский... Он свой. Македонский понимает, всё понимает, всегда. Не это ли проявление той самой истинной дружбы?...amore...
— Он любит мед и грецкие орехи. Газировку, бродячих собак, полосатые тенты, круглые камни, поношенную одежду, кофе без сахара, телескопы и подушку на лице, когда спит. Не любит, когда ему смотрят в глаза или на руки, когда дует сильный ветер и облетает тополиный пух, не выносит одежду белого цвета, лимоны и запах ромашек. И все это видно любому, кто даст себе труд приглядеться.(с) Сфинкс.
Македонский любит Дом. Македонский любит свою семью. Ту, что не по крови, которая как страшный сон - ушла, стёрлась, оставив лишь блики на задворках памяти. Македонский любит семью по духу. Людей, которые приняли. Людей, которые смогли разглядеть то, насколько этот мальчишка устал. Людей, которые помогли снять эту усталость, и будто тяжкий груз упал вниз в неизвестном направлении, наверное, к центру земли, позволив конопатому наконец-то вздохнуть полной грудью. Македонский любит их невыносимо, а любовь, как известно, долготерпит и милосердствует. Вот потому-то Македонский столь "услужлив" и мягок, потому и занимается самой грязной работой, и словом не обмолвившись о том, как ему трудно. То, чем заставляли его промышлять там, давным-давно, в прошлой жизни, было гораздо труднее.
Потому и касания ледяными пальцами случайные - частые, чаще, чем положено. Потому и спят мальчишки четвёртой, не видя привычных когда-то ночных кошмаров, позабыв о своих недугах....more...
Терпеливый и понятливый. Спокойный, даже слишком. Вдумчивый и уступчивый - всё о нём. Абсолютно неконфликтный. Человек, который редко смеётся и часто уходит в себя. Человек, который корит себя за свои редкие приступы, приносящие так много дискомфорта окружающим. Тактичный и вежливый. Сильный морально и слишком серьёзный для своего возраста. Странный даже по меркам дома, он - загадка, которую не разгадать первому встречному. И второму. И даже третьему - слишком уж скрытный. Бережёт свои тайны пуще зеницы ока, прячет глаза, держит ладони в карманах, будто боится, что это поможет кому-то разобраться в его личности, намекнёт о настоящей сущности. Выдаст. Ошибается, конечно же - такое поведение вызывает ещё большее недоумение. И это, несомненно, к лучшему.
Македонский, который не знает, кто_он_такой. Македонский, который позволяет себя приручать тем, кто этого очень захочет. Македонский, который нуждается в тепле, и Македонский, готовый делиться этим теплом со всеми, кому его недодали так же, как когда-то ему....ore...
Молчит, инстинктивно хватаясь за веник/швабру/тряпку и наводя чистоту в родных пенатах. Молчит, когда помогает кому-то добраться до места назначения. Молчит, а руки творят то самое добро, в котором так катастрофически нуждается свора-стая-семья.
Кажется, читает всё лишь по лицу стараясь опередить чьи-то просьбы. Вот ты подумал о том, что неплохо было бы заварить кофе, а Македонский, застенчиво улыбаясь левым уголком губ, уже держит в руках кружку с ароматным напитком. Всё, что захотите, всё, что пожелаете, не стесняйтесь, ведь перед вами персонифицированная в лице Македонского вселенная. Загадывайте что угодно, только, Бога ради (или чему вы там поклоняетесь?), не заговаривайте с ним. Не произносите его клички-имени, не привлекайте внимания к его персоне. Не благодарите. Достаточно лишь взгляда, лишь кивка, только не заставляйте его вздрагивать от обращения к нему. Не овеществляйте.
Запомните это, и примите как данность.
Он говорит редко, так редко, что иногда и забываешь, как звучит его голос. Зато Вы можете быть уверены, что в его словах не услышите и капли лжи. Он слишком часто с ней сталкивался, слишком сильно из-за неё страдал, чтобы опуститься столь же низко....re.*
Говорят: "...найди свою шкуру, делай что-нибудь, а иначе ты исчезнешь". Македонский краснеет, хмурится - Македонский не знает, что делать, и чем себя занять, чтобы не раствориться (что, в общем-то, для него тоже вполне привлекательно). Македонский ищет себя показательно, Македонский привыкает к новым обязанностям. Македонский упорно добивается своего, и не важно, что это: паутина на потолке, слишком высоко, грязные пятна, засохшие на полу коркой, которые приходится тереть слишком долго, слишком упорно, бельё, что нужно выстирать руками, которые разъедает от хлорки в воде и разномастных порошков, едва добытых, или же это законы Дома, Сказки Дома. Сам Дом. Македонский находит себя в этом всём, и находит всё это в себе.
Македонский счастлив - его шкурка спасена.Однажды Македонский ошибается. Слишком близко подлетает к солнцу, как Икар, падая вниз с неимоверной скоростью с опаленными крыльями – несчастный ангел. Разбивается. Македонскому страшно, что когда-нибудь он станет Вам противен. Боится, что когда-нибудь всё тайное станет явным, и его разорвут на клочки, не то от ненависти, не то от желания получить кусочек "чуда". Македонский - ручной Дракон, добровольно отдавший себя в Ваше пользование. Македонский готов сделать всё, лишь бы по-прежнему оставаться Вам нужным.
Пожалуйста, не отвергайте.*Amicus verus cognoscitur amore, more, ore, re. - лат. Истинный друг познается любовью, отношением, словом, делом.
✔ Внешность:
Красный. Слово, которое придёт на ум при первом взгляде на этого юношу. Веснушчатый, будто светится. Слишком тонкий, не по возрасту высокий. Тощий, по-другому и не скажешь. Пальцы длинные. Кажется, в Наружности такие называют музыкальными. До музыки Македонскому, правда, далеко. Глаза "как целый мир. Как заброшенная вселенная", - прямо в душу. Ногти под корень, и заусеницы, до крови обкусанные. Мальчишка, кутающийся в странные балахоны на несколько размеров больше. Растрепанные русые волосы, бледный. Передняя челюсть слегка выступает вперёд.Solomon Thomson.
✔ Заболевание:
Эпилепсия - одно из самых распространённых хронических неврологических заболеваний человека, проявляющееся в предрасположенности организма к внезапному возникновению судорожных приступов.✔ Пробный пост:
«Ну теперь ты мой!»
Невыносимо душно. Холодные янтарные глаза смешливы, по губам змеится улыбка, похожая на оскал, и Македонскому внезапно начинает казаться, что Он - метемпсихоз, реинкарнация того, первого, кто приручил Македонского, посадил на цепь, требуя ежедневных чудес. Македонский готов поклясться, что из-под седой челки на него смотрят мудрые во всех отношениях глаза - глаза взрослого, прожившего не один десяток лет. И даже не два. Ангелу страшно - он так долго убегал от своей Истории, так долго прятался, подглядывая истории других, что и не заметил, как добровольно позволил прошлому вновь ворваться внутрь, принуждая вспомнить обо всём, что было.
Волк смеётся, щурится. Руки Македонского дрожат, но он старается держаться. Отказывается верить в то, что...
«…черт возьми, ты что, не доверяешь мне? Разве мы не друзья?»
В то, что они действительно не друзья, а тот самый Волк, на которого Ангел смотрел всегда так восхищенно-доверчиво, тот самый мальчишка, которому он отдавал большую часть своих чудес, тот самый всезнающий и всеумеющий - маска, сорвавшаяся с лица пару минут назад. Фарфоровая, хрупкая (и как раньше не понял!) разлетевшаяся на сотни маленьких осколков - не склеить. А под маской ухмылка - жестокий оскал, и взгляд, уничтожающий начисто.
«Эй, не распускай сопли, я ведь многого от тебя не потребую».
По щекам что-то обжигающе-неожиданное, и Македонскому снова чудится, что вокруг него не Клетка, но стены Дома Отца. Тоже клетка. В переносном значении. Только Мак, как не пытается, не может определить - стены которой из его двоих «тюрем» опасней, да какой из «надзирателей» суровей и страшнее.
Македонский на полу, грязными ладонями размазывает слёзы по щекам, старается не скулить от боли, внезапно нахлынувшей. Так странно. Сколько раз собирал он боль физическую, чужую, клубком в руках держал, но никогда прежде не ощущал себя настолько дерьмово, насколько ощущает от боли собственной. Моральной.
Волк смотрит свысока. Минута. Две. Час? Два? Пять? Македонский теряет счёт времени - пустота изнутри рвётся, кажется, с головой накрывает, как пуховым одеялом. Македонский закрывает лицо руками, ищет спасения в этой пустоте, всеохватывающей, всепоглощающей, пытается поверить, что всё - очередной кошмар, который подсмотрел он в родной Четвертой, но...
«...я ведь многого от тебя не потребую».
Глупый-глупый Македонский. Кусает губы до тех пор, пока не ощущает во рту солоноватый привкус крови, а Волк всё глядит, будто на музейный экспонат. И улыбается. Так, будто действительно не понимает, что он сейчас натворил. Будто верит, что его желания - мелочи, раз плюнуть. Улыбается настолько искренне и естественно, что мороз по коже.
Македонский не выдерживает, срывается. Что-то кричит, всхлипывая, кричит о том, что клялся: "Никогда!", кричит о том, что это невозможно, о том, что он не может, умоляет, как умоляли когда-то его, обхватывает худые колени руками, прижимаясь, как к святыне, утыкается лбом. Шепчет о том, что верил Ему. Волк пожимает плечами. Волку не нужна его Вера, Волку не нужна преданность. Волку нужен Он с его чудесами, хотя, скорее даже Его чудеса, а сам Македонский - дополнение, полезная опция, без которой этим самым чудесам не работать верно, да и только.
Македонский продолжает кричать. Никто не слышит. Никто не придёт его спасти от Волка и от самого себя - в сознании вспышками страшная картина смерти деда, которую он прежде вспоминал с таким благоговением. Сейчас она кажется отвратной, а он, Македонский, представляется себе палачом. В крови ладони, и он боится, так боится, что руки окрасятся в алый до локтей. Прижимается к острым коленям сильней, будто если отпустит сейчас - Волк испарится, и он, Македонский, не знает, что будет страшней: отправится седоволосый разглашать его тайну, или исчезнет навсегда из жизни Четвертой. Из его жизни.
«Да что ты развылся, как будто тебя режут, оставь в покое мои ноги, псих несчастный!»
Будто по лицу ударили, или водой ледяной окатили с макушки до пят. Ангел, стихнув, осаживается на пол, опустив руки, боясь поднять взгляд. Отползает в угол, замолкнув, сжимает кулаки так сильно, что на ладонях остаются следы ногтей, под корень изгрызанных. И молчит. Будто мягкие стены спасут его от его собственного Армагеддона, будто укроют, дадут пристанище. Македонский отрицательно мотает головой - даже думать боится о том, о чём Волк его ещё не попросил. Но он ведь Македонский - ему не нужны слова, обо всём заранее знает. Он Македонский, а это - его крест, его наказание, его Голгофа, что наивные называют "Даром свыше".
Македонский клянётся себе и Всевышнему, что готов отдать руки, ноги, что угодно, взамен на то, чтобы его "подарок судьбы" исчез, и никогда, никогда больше не напоминал о себе.
Холодные резкие прикосновения, слишком внезапно. Македонский вздрагивает - на щеке алеет след от пятерни. Ещё один, уже на второй щеке. Мак шумно выдыхает, молчит, наконец поднимает испуганный взгляд, в котором всё - прочти же. Пойми.
Волк не видит ничего. Замирает на мгновение, глядит своими янтарными, на лице любопытство. Ещё бы, не каждый день удается подпиливать Ангелам крылья, сажая их на поводок, затягивая его так, что и дышать получается через раз. Разглядывает, будто впервые видит, отчего Македонский жмурится - от этого взгляда не скрыться. Слишком личное. Собственническое. Он понимает, что уже выиграл. Трясет, слишком грубо, как куклу.
Марионетка и есть.
Македонскому становится нечем дышать, глаза невольно закрываются, а Волк, отпрянув внезапно, опускается на пол рядом.
«Мне не нужна его смерть, понимаешь? Я не убийца. Пусть просто уйдет. Сбежит из Дома в наружность и никогда не вернется, ладно?»
Уговаривает. Спокойно, от этого становится еще страшней. Голос мягкий, пронзительный насквозь. Инстинктивно Македонский тянет руку, проводит по позвоночнику седовласого, закусывая губы - тот же клубок. Острей, чем прежде. Конопатого передёргивает - как он может так жить? Как он может жить с этим, и мечтать лишь о том, чтобы соперник покинул Дом? Эгоист, или заблуждающийся, ищущий спасения в спокойствии? Неужто он думает, что с уходом Бледного всё сделается проще?
Почему именно Македонский?
Ангел потирает ладонь о другую, раскатывая клубок боли, что тотчас же отдаётся резью в спине. От лопаток и ниже, до копчика. Македонский, взвыв, утыкается лицом в колени, притянутые к груди.
«…да что ты ведешь себя, как истеричка? Чего я такого страшного от тебя потребовал?»
А в голосе откровенное непонимание и изумление.
Интересно, заметил ли он, что его боль стихла, или, быть может, за столько лет мучений он так свыкся с ней, что и понять не сумеет? Македонского ломает. Македонского мутит. Силится не развыться вновь, пытается спрятать моральную боль за болью физической. Забрав это мучительное ощущение у Волка, сделав тем самым последнего ещё могущественней в своих глазах, Македонский всё ещё надеется на то, что тот, внезапно рассмеявшись, похлопает Ангела по плечу, мол: "Ну что ты, Мак, в самом деле, я ведь пошутил. Не обижайся, Мак, глупо вышло...". Македонский простил бы эту неудавшуюся шутку, простил бы, не раздумывая.
Если бы это действительно был розыгрыш.
По телу разливается страх, мешаясь с невероятно мучительными ощущениями в спине, отчего рождается злость, и Македонский растерянно замирает, уже в упор глядя на Волка.
Только что. То, что промелькнуло в голове, в мыслях родилось даже без желания Македонского - вспышка. Проклятие.
Но Волк на месте, Волк по-прежнему непоколебим, а значит, Македонский промахнулся. Значит, предназначающаяся кара "обидчику" не долетела, разрушилась где-то в пути, в воздухе пылью обернулась. Значит, Волк гораздо сильней, чем "полководец" мог себе представить.
«Я все расскажу про тебя, чудотворец, каждый Фазан узнает, каждая шавка! Тебя разнесут в клочья, ты понял?»
Страшно. Очень-очень страшно от одной лишь мысли о том, во что превратят его, ручного Ангела, а ныне демона, исполни Волк это своё обещание. Македонский молится про себя, умоляя одновременно и Богов, и Дьявола - уже не важно, главное, чтобы хоть кто-то помог. Что-то помогло.
Смотрит на Волка затравленно, надеясь, что тот блефует, но выражение лица седовласого говорит об обратном.
Кандалы защёлкнулись, ключ выброшен, Македонский. Никуда не деться.
Его трусит. Отползает дальше, дальше, пластом ложится на пол, на живот, раскинув руки, закрывает глаза. Закрывает, надеясь, что хотя бы сейчас избавится от этого взгляда, леденящего остатки души, но даже с закрытыми глазами ощущает ментально то, что его по-прежнему сверлят взглядом в ожидании.
Раз-два-три... Считает про себя, рисуя в сознании дивные картины. Распахнутое окно... Нет, крыша. Крыша, чтобы наверняка. Дыхание замирает, в груди сдавливает от ужаса и восторга - он представляет, как летит. Летит по настоящему, пусть долю секунды, но... Ангелам ведь положено летать. А то, что его тело в конце концов найдут распластанным по асфальту, так это от того, что Ангелу просто подрезали крылья. Не иначе.
Он представляет, и ему становится легче - тогда будет всё равно. Кто знает, что ждёт его Там? Главное, что никто и никогда больше не посмеет сажать его на цепь. Свобода. Или освобождение, что в его случае, в общем-то, равнозначно. И если для этого потребуется умереть, то он готов. Смерть - самая меньшая из зол, из которых его сейчас заставляют выбрать.
"Эй, Македонский, или как там тебя... N. Помнишь, это чертово имя... Не важно. Уже ничего не важно. N., сделай хоть раз что-то для себя. Прекрати своё добровольное рабство. Решайся".
Волк что-то кричит, и кажется, переворачивает его на спину. Трясёт, снова бьёт по щекам...
Внутри разливается тепло. Жар. Македонский вспоминает о том, что он, по словам маленького Шакала, Дракон. Македонский делает над собой усилие - ничего не видит, будто в Клетке свет погас, а на самом деле, попросту глаза не открыть. Македонский распахивает крылья под крики Волка. Кажется, тот кого-то зовёт... Пауков. Хм. Санитаров?
Македонский летит.
Надеется, что никогда не вернётся.
***
Он находит себя в темной комнате. Уже не Клетка, но ещё и не Четвёртая. Приподнимается на локтях, силясь вспомнить, что же произошло, да по какой причине он здесь.
Спустя мгновение роняет голову на подушку, закрывая лицо руками, ругает себя. Лучше бы не вспоминал.
Македонскому представляется картина: не успевает он и шаг за палату сделать, как на него набрасывается толпа Страждущих. Кричат, рвут на части, пытаясь прикоснуться каждый, требуют. Умоляют.
Македонскому грезится хмурый прищур того, которому он клялся: "...никаких чудес", и внезапно он осознает, что выбора у него нет. Те, нуждающиеся, которые ожидают его за воротами Дома, куда его, конечно, выкинут, если Волк всё-таки...
И эти, некогда семья, сейчас же - орудия пыток. Те, которым, кажется, чудеса положены по праву. Те, для которых он не сможет сделать ничего.
Македонский, свернувшись клубком, жмётся к стене, пытаясь уснуть. И не проснуться, разумеется. А в воздухе, кажется, полыхают пламенем слова, сказанные так резко и уверенно:
«Ну теперь ты мой!».
II. НАРУЖНОСТЬ:
✔ Связь с Вами:
✔ Частота посещения:
Ежедневно.✔ Опыт игры:
Один год и девять месяцев.
